– Но как же вы без?..
– Все мы умеем подавлять наши половые чувства, мы же воины. Но вообще – это часть нашей большой боли, сынок. И то, что мы делаем с чистокровными самками… Мы знаем, что это жестоко, и что этому нет оправдания. Но иначе нам не выжить. Наши жизни так скоротечны, у нас нет времени корить себя…
Новые знания захлестнули пораженного Зила.
Надо же, каждый полукровка живет ровно тридцати три года и ни днем больше! Меньше – пожалуйста, полукровку могут убить, он может стать жертвой несчастного случая. Телесные болезни – это не про потомков спасителей, полукровки не чихают и очень редко страдают от головной боли, и даже переломы у них срастаются за считаные дни. Крайне редкие исключения, конечно, бывают, но они только подтверждают правило… Особенно Зила впечатлило то, что каждый полукровка с самого своего рождения знает дату своей смерти: год, день, месяц, тот самый миг.
– Лучше уж погибнуть в бою, чем дожидаться.
– Как сказать, сынок, как сказать…
При столь короткой жизни тратить время на обучение – излишняя, опасная роскошь. Поэтому в мозг каждого полукровки при рождении вкачивались сжатые части наследственной памяти обо всех достижениях их народа и даже спасителей. А потом, постепенно, с помощью активаторов, части как бы разжимались по очереди, но, конечно, не все сразу, потому что слишком много знаний за короткий промежуток времени, как уже говорил отец, ни один мозг не выдержит.
– Активаторы, кстати, у нас есть разные, – услышал Зил голос Фелиса. – У меня на груди – базовый, самый простой. Я с ним родился, он – часть меня. Но есть и другие, мощнее, способные разжимать массивы памяти, спрятанные чуть глубже, чем на поверхности. И самый мощный – Главный Активатор. Он даст нам знания и технологии наших небесных предков, но он… м-м… – Фелис замялся.
– Так что с этим активатором? – вырвалось у Зила, недовольного тем, что бывший союзник отвлек его от беседы с отцом и помешал вникнуть в то, что было и есть жизнью полукровок.
– Скоро, дорогой мой ученик, очень скоро Главный Активатор появится у нас, и тогда…
Полукровки с рождения знают, как добывать пищу, и как устроен мир их предков далеко в звездном скоплении, которое не увидеть с Земли. Но знание об устройстве мира приходит лишь к тем, кто перешагнул двадцатилетний порог, то есть редким счастливчикам, выжившим в схватках с чистокровными и прочими опасностями нашего мира. Потому-то у полукровок и нет преимущества в живой силе, что они слишком быстро живут, а тут у них еще и девочки перестали рождаться. Зато их дети превосходно овладевают воинскими навыками, чем многие истинные люди похвастаться не могут, даже прожив втрое дольше.
– Новорожденных навсегда забирают у суррогатных матерей. Самке не дают взглянуть на своего ребенка. Не из-за жестокости, а потому что в этом нет необходимости. Если бы это как-то стимулировало самок, увеличивало бы количество приплода, то их бы даже заставили самостоятельно выкармливать своих детей…
Благодаря личным знаниям отца, которые вливались в Зила вместе с кровью, он узнал, что малыши, зачатые от полукровок, рождаются самыми обычными, без крыльев, голубой кожи и без полосатого меха. Серо-розовые хныкающие комочки. Внешне – чистяки, не отличишь от появившихся на свет в Мосе или в Кие. Все меняется после того, как младенцев на трое суток помещают в специальные плотно закрытые боксы – первичные укомплектаторы, так эти ящики из особого материала называются у полукровок. Укомплектаторы – это наследство спасителей, как и вообще все оборудование Инкубатора.
– Мы – в Инкубаторе? – шевельнул губами Зил.
– Почти, – подал голос рептилус. – Мы в рабочем кабинете вашего отца, который находится в Сфере Управителей, – в глазах Зила тут же возникла картинка: будто бы цельнобетонное белое здание без окон, без дверей, вокруг него ров, заполненный черной дрянью. – Инкубатор располагается за надежно защищенной Сферой. Он – основа выживания нашего вида.
Пока рептилус говорил, малыш на руках служителя Инкубатора кричал и дрыгал ножками – Зил видел малыша отчетливо, слышал его и ощущал запах, ведь нос у тайгера, воспоминаниями которого пользовался Зил, был значительно чувствительней, чем у чистяка. Привычным, много раз проделанным движением служитель сунул малыша в нутро прибора, состоявшего из тускло-коричневых сегментов и похожего на раздавленного жучару, у которого кишки через разломы в панцире вылезли наружу и давно протухли, потому что запах от них… ух…
«Жучара» с хлюпом втянул в себя младенца, крик оборвался.
– Никто из нас не знает, каким будет его дитя после доукомплектации. У рептилуса может быть сын-пирос, а у пироса – тайгер. Родильные капсулы и укомплектаторы сами решают, какой новый член общества получится в итоге, никто – даже управители! – не может повлиять на приборы спасителей.
По велению служителя «жучара» распался на сегменты. Вместо крохотного беззащитного малыша, помещенного в него, на подрагивающей розовой подставке, эдаком здоровенном шершавом языке, лежало нечто крылатое и с рожками. Существо открыло глаза и, радостно заверещав: «Папа!», взмыло в воздух, чтобы кинуться в объятья рептилуса, стоявшего возле служителя. Зил не сразу узнал бледно-голубого помощника отца, потому что тогда он еще был вовсе не бледным. «Шершень, ты, верно, голоден? И да, я твой папа, меня зовут Шацу».
– Родственники. Понятно, – Зил ничуть не удивился. На него столько всего навалилось, что удивляться уже попросту не получалось. – Шацу и Шершень, значит…