Будто отговаривая лешего от опасной затеи, как раз под грушами радостно – вмиг сварит свежее мясцо, вмиг! – взревел гейзер и выбросил из себя струю кипятка и мельчайших капель пара.
Ту ветку, где обосновалась мерзавка, струей не забрызгало, до корней дерева даже не достало. Значит, пора отринуть сомнения и вскарабкаться на дерево. Ведь отвадить волчарок можно только одним способом: хорошенько натереться плодом мерзавки, тщательно размазав его по коже, волосам, одежде и обуви – запах плода, похожий на запах листика полыни, растертого пальцами, отвратит блохастых шавок, они его терпеть не могут. После этого ни одна по следу Зила не пойдет, что с ней ни делай.
Ловко сманеврировав среди ветвей, над макушкой Зила со стрекотом пролетела сорока. Лесовник как бы намекнул: «Поторопись, дружище леший». Вот Зил и ускорился, срывая руками и ногами с веток налет мха и рискуя сорваться следом.
Но ведь не сорвался! Наоборот, быстро добрался до ветки с мерзавкой.
Правда, стоило коснуться ветки, шершавая кора легко сползала, обнажив древесину, изрытую ходами червячар. Мерзавка досуха высосала основание, зато на сером кусте желтели две груши. Достаточно – с запасом! – для задуманного Зилом. Он протянул руку и взялся за ближайший плод. Тот удивительно легко оторвался от куста.
И, выскользнув из пальцев, полетел вниз.
Леший цокнул языком от досады.
На сером паразите осталась всего одна груша. Последняя груша, последний шанс на спасение. А волчарки-то разлаялись уже совсем близко, так что урони Зил и второй плод, никак не успеет слезть с дерева и найти в лесовнике новую мерзавку. И потому, чтоб на этот раз наверняка без упущений, он чуть продвинулся вперед по натужно заскрипевшей под ним ветке. Его пальцы впились в податливый плод, точно когти хищной птицы – в бок зайчера. Ладонь сразу измазалась брызнувшим пахучим соком.
Есть! Получилось!
Над головой у Зила оглушительно застрекотала сорока.
Лесовник не намекал, он кричал уже о грозящей лешему опасности. Сороку ведь вспугнула волчарка, вынырнувшая из папоротников у корней дерева. Псина была куда хитрей своих сородичей: не только обогнала их, но и проскользнула по лесовнику тихо – без протяжного воя и хриплого лая. Ощерившись, она показала Зилу клыки – каждый с палец длиной, да и когти у нее были внушительные. Задрав морду, волчарка с такой злобой уставилась на лешего, что ее взгляд едва не сбросил его с ветки.
– Ах ты ж бурая гниль! – выругался он, когда зверюга запрыгнула на нижнюю ветку дерева, затем перебралась выше, еще выше и еще…
Отваживать волчарку неприятным запахом мерзавки было уже поздно. Схватки не избежать. Но что леший мог противопоставить клыкам и когтям?! Ему нужно хоть какое-то оружие, чтобы, если уж суждено погибнуть, хоть напоследок нанести своей убийце увечье или ранить ее!..
Взгляд сам опустился на раненую ногу.
Сунув плод мерзавки в карман и стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, он выдернул из своей плоти обломок стрелы. Конечно, стальной наконечник не проткнет волчарку насквозь, разве что поцарапает, но не сражаться же со зверюгой голыми руками?!
Из открывшейся раны тут же плеснуло алым. Залепить бы ее комом пережеванной целебной травы, да сверху наложить сухих листьев, а потом тонкой лианой перевязать, враз бы кровь остановилась, но лешему сейчас не до того. Да и что о ноге печалиться, если глотку вот-вот перегрызут?
Рыча, псина двинула по ветке к Зилу. Из ощеренной пасти резко пахнуло гнилым мясом. Он замахнулся на зверюгу обломком стрелы.
– Не подходи, гниль бурая! Назад!
Тварь чуть отпрянула и сразу же атаковала. Зилу пришлось бы несладко, – у самого носа щелкнули слюнявые клыки – если бы трухлявая ветка под ним с треском не сломалась, не выдержав его тяжести и веса волчарки.
Бурный поток на дне разлома устремился ему навстречу.
Боль обожгла кожу на груди, – так обычно жалит слепень – и Траст, который от самого Моса топал в задумчивости, ничего не видя перед собой, за собой и вокруг себя, просто хлопнул ладонью по больному месту. Только так можно избавиться от навязчивого насекомого раз и навсегда. Раздался треск.
– Ах чтоб мои кишки раздуло! – выругался Траст, сообразив, что никакой слепень его не грыз, а укусила его блоха, которую после страстной ночи он словил на груди прекрасной возлюбленной, повенчанной с ним еще до рождения. Ну, по крайней мере так он соврал ушастому лешему, из-за которого все пошло наперекосяк. Траста ведь не только отходили кнутами, но еще и выперли из столицы, запретив когда-либо являться на Испытание. Это был крах всех его планов, всех надежд и чаяний!..
Попадется ему лопоухий гаденыш – уж Траст с ним раскланиваться и ручкаться не станет! Даже веснушки на его круглом лице побагровели от ярости. Он сжал кулаки, заскрипел зубами.
И печально вздохнул, вспомнив о блохе.
Сидела она себе в кулоне из высушенного желудя, специально продырявленном так, чтобы можно было грызть хозяина до крови и тем жить, а Траст, грязное недостойное чудище, взял и прихлопнул ее!
Он сунул руку за пазуху и вытащил обломки кулона, среди которых обнаружилось крохотное насекомое – мертвое, конечно. Траст если уж бьет, – аж две лапки оторвало! – то всерьез, по-настоящему, а не как мамка детку по головке гладит.
– Прости. Я хотел бы, чтоб ты ожила, но я не могу… – он уронил обломки кулона вместе с блохой на дорогу.