Пусть умрут наши враги - Страница 16

Мать никогда не покидала хутор. Даже в лесовник, до которого рукой подать, не вышла ни разу. И Даринка под стать ей, такая же домоседка. Они вместе волновалась, дожидаясь у ворот, когда Зил с батей Лихом забредали надолго в чащобу, чтобы набрать полные короба ягод и грибов.

Случилось что-то нехорошее, раз женщины оставили дом.

На них напали?! Увели силой? Кто?! Куда?..

Где-то далеко перекрикивались ратники. Надсадно лаяли волчарки. Зилу показалось, что рядом хрипло закашлялся Сыч, он поковылял на звук, но, сообразив, что ошибся, остановился на едва заметной звериной тропке. Хватит беспорядочно метаться. Он ладонью стер с лица пот и слезы. Прежде всего – уйти от погони, а уж потом все остальное: поиски и месть.

Бежать через подлесок, сплошь оплетенный лианами, приютившими на себе суккуленты сотен различных видов, было тяжело для обычного человека, но не для лешего. А вот ратникам небось несладко в зарослях. Да и зогу – сильная зверюга, ничто ее не берет – вряд ли легко продираться через лесовник. Далеко не всякому дано без труда двигаться по большому организму, состоящему из великого множества могучих деревьев, кустарников, трав и животных.

Кроны кедровиц и елей, дубовиков и сосен загораживали небо. Солнечный свет отражался от снега, запутавшегося в верхнем ярусе деревьев. Вокруг завывало, ухало и стрекотало покрытое мехом и роговыми пластинами зверье, зверье многолапое и когтистое, с клыками, выпирающими из пасти и с пестрыми крыльями. Тут и там, извиваясь, скользили по земле ползучие гады всех цветов и оттенков. И шелестели в ветвях насекомые – мелкие и покрупнее, а некоторые даже размером с голову чистокровного. Под ногами Зила то и дело хлюпало и квакало – в лесовнике много болот и ручьев, и есть вполне полноводные речушки, образованные тем, что, растаяв, капало с крон, а то и низвергалось целыми водопадами, когда зима сменялась весной и жарким летом. Который раз уже Зила окатило с головы до ног ледяной водой!..

Он спешил прочь от родного холма.

Внутри у него клокотало, точно в котле над огнем.

Его переполняла ненависть, мысли путались, он никак не мог сложить разрозненные куски событий, свидетелем которых стал, в нечто целое, связанное. «Прости меня, батя Лих! Прости! – металось эхом в голове. – Я должен был остаться с тобой и принять бой. Должен был!..»

Зил вскрикнул, зацепившись за трухлявый пень торчащей из ноги стрелой. Древко сломалось, теперь наконечник будет сложней извлечь, зато боль отрезвила.

Леший осмотрелся. Все вокруг было серо-зеленым и влажным. Серо-зелеными и влажными были листья папоротников, разросшихся меж деревьев-исполинов. Корни деревьев – толщиной как целые стволы – зависли над каменистым обрывом, глубины которого гудели, будто бессчетные ульи пчел, собранные в одном месте.

Сам того не заметив, Зил добрался до реки Кипяточки.

Русло ее располагалось в разломе земной коры шириной с полсотни мер, не меньше. Зил осторожно подошел к краю разлома. Осторожно – потому что скалистый край покрыла корка льда – часть влаги, выброшенной гейзерами из-под земли, опала тут и замерзла. Если бы боль не привела его в чувство, Зил запросто мог сверзиться с обрыва.

Внизу, между валунами, клокотала вода. От перекатов клочковатым туманом поднимался пар. Бурный поток Кипяточки не замерзал даже в самую лютую зиму. Отличное местечко для самоубийц, но не для Зила. Он-то еще собирался пожить.

Отойдя от края разлома на пяток шагов, – вдруг земля осядет? – он прислушался.

Лесовник звучал вполне обычно: фырчали среди валежника ежи, выискивая червячар, долбил по трухлявой сосне дятел, в болотце рядом, чвякая грязцой, ворочалось что-то пучеглазое, подозрительно розовокожее. Внизу рокотал поток. Фыркнув, из потока устремился вверх столб пара и брызг, завис на миг в воздухе радугой и шумно обрушился на голые валуны, не способные удержать на себе ни клочка растительности.

В лесовнике пахло сыростью, грибами и гниющей после естественной смерти древесиной.

Все было как обычно, так что погоня, похоже, сильно отстала. Хотя странно, что по следу беглеца не пустили волчарок. Ратники берегли псин, наивно рассчитывая и так поймать лешего? А ведь волчарки найдут его в два счета, хоть залезь он на верхушку дерева, хоть заройся в заброшенную барсучью нору, лаз в которую темнел неподалеку.

И только Зил об этом подумал, лесовник огласился радостным скулежом!

Действовать надо было быстро. Кстати, насчет верхушек деревьев… Зил задрал подбородок, аж шея хрустнула, и завертел ушастой головой, высматривая нужное дерево. Он глядел до рези в глазах, и уже не рассчитывал… Есть, вот оно, с толстым, в три обхвата, бугристым стволом, покрытым белой с черными пятнами корой, и с множеством массивных ветвей, произрастающих от самых корней. Ветви покрывал мох, сквозь него проросли, ощетинились мягкие, не способные причинить вред иголки.

Но листья, ствол и прочее – ерунда. Само дерево – ерунда.

Главное – то, что выросло на дереве, тот небольшой серый кустик, который своими корешками крепко вцепился в пятнистую кору, чтобы бессовестно вкушать чужие жизненные соки. Да-да, Зила интересовало как раз это растение-паразит, обосновавшееся на ветке, которую самозабвенно долбил дятел. Точнее – заинтересовали спелые плоды мерзавки, похожие на желтобокие с красными разводами груши.

Именно они спасут его от волчарок.

Однако единственное в округе растение-паразит присосалось к древесине не где-нибудь в сторонке и на уровне человеческого роста, а у самого обрыва, над клокочущей рекой, да еще высоко в кроне!..