– Кролик, толстый верно говорит, не надо, – Ларисса произнесла это как мать, которая отговаривала нерадивое дитя от совсем уж глупого поступка. Мол, малыш, не надо кушать свои только что извлеченные из носу козявки.
Зил почувствовал, как вспыхнуло его лицо, как оно покрылось красными зудящими пятнами. Он терпеть не мог, когда его уговаривали, и всерьез злился, когда его воспитывали, ведь он давно не мальчик.
Конец перепалке положил слуга Древа:
– Настойки из спор Древа Жизни не существует.
Лицо его растягивала легкая улыбка, хотя глаза были холодными и бесстрастными.
Слуга не лгал, Зил понял это сразу. А еще он понял, что напрасно завел разговор о настойке, не нужна ему никакая настойка, все это просто проявление его трусости. Но он должен преодолеть себя и принять всю правду, какой бы страшной она ни была.
– Две женщины, – Зил посмотрел прямо в серые глаза слуги Древа. – Старшую зовут Селена. Она моя мать. Она чуть ниже меня, волосы заплетены в косу, коса обмотана вокруг головы. Глаза у нее голубые-голубые, яркие-преяркие. Она ходит в скромной зеленой плетенке без украшений. Вторая – девчонка еще, сестра моя, ей двенадцать всего. Она рыжая, и она…
Слуга перебил его:
– К Древу каждый день приходят паломники, много паломников.
– Я понимаю, всех не упомнишь, но…
Выставив перед собой открытую ладонь, слуга вновь оборвал Зила:
– Но я помню женщин, о которых ты говоришь. Селена и Даринка.
От волнения у Зила перехватило дух. Имя матери он назвал, но как зовут сестру, не сказал. Это означало, что слуга Древа действительно виделся с мамой и Даринкой!.. Промычав нечто невразумительное, он шагнул к слуге.
Тот чуть отступил.
– Юноша, я обязательно расскажу вам все, что знаю, но сначала вы и ваши друзья должны пройти еще одну процедуру, последнюю в вашем обряде очищения.
Ларисса явно была не в восторге от этой новости:
– А может, хватит уже над нами издеваться?!
– Досрочным появлением я прервал обряд, – зеленоватый свет отражался от гладкой грибной кожи слуги Древа Жизни. – Я посчитал возможным так поступить из-за состава вашей группы, – проводив союзников в другой зал, куда скромнее размерами, чем предыдущий, с низким потолком, слуга выразительно посмотрел на полукровок. – Однако все равно вам нужно завершить начатое. Это потребует некоторого времени. Вы покинете чертог, когда отринете все суетное и очистите разум от мерзостных помыслов.
Слуга покинул зал, дверь за ним захлопнулась. А была она такой внушительной, что даже тайгер не смог бы ее сломать, и пирос вряд ли изрубил бы ее в щепы крыльями, только кромки затупил бы.
– Эдак нас можно и год тут продержать, и десять. Зато теперь можно спокойно пожрать, – плюхнувшись прямо на пол, Траст вытащил из безразмерной походной сумки нехитрую снедь: кусок засохшего сыра, сразу перекочевавший к нему в рот, пласты просоленного вяленого мяса и травяные мешочки с сухарями.
В животе у Зила забурчало.
Сев на пол лицом к лицу, полукровки тоже принялись раскладываться. Рептилус протянул Шершню и Фелису по небольшой консервной банке, которые до этого хранились в его телесном кармане. Зил однажды видел такие, трофейные, на ярмарке. Полукровки ловко вскрыли банки, пахнуло тушеной бараниной. Еще недавно лешего вывернуло бы от этого смрада.
– Эй, Хэби, консервы выдают только диверсантам? – спросил он у рептилуса.
Тот никак не отреагировал на вопрос, только молча ковырнул голубым пальцем тушенку.
– Хэби, чего молчишь? – вылизав шершавым языком дно своей банки, тайгер провел лапой по измазанным жиром вибриссам, произрастающим из его верхней губы. – Эдак ты, мой дорогой, не отринешь суетное. И не очистишь разум от мерзостных помыслов.
Не выдержав, рептилус зло прошипел:
– Какой я ему Хэби? Жаба я. Чистяки ведь так называют нас? Вот и ушастый пусть зовет меня жабой.
– Братец, да плюнь ты на жабу и консервы эти, – Траст сунул Лариссе пласт вяленого мяса, а второй – последний – ловко разорвал на две равные части, одну оставил себе, а вторую протянул лешему.
– Спасибо, дружище, но такая пища не для моего желудка, – сколько себя помнил, Зил никогда не ел мяса. Чтобы восстановить силы и избавиться от голода, ему вполне хватало зелени. Мало того, проглоти плоть животного, он сделался бы слабым и не смог бы воспользоваться даром. Так ему сказала мама, когда он был еще совсем малышом.
– Извини, братец, но сена у меня нет, – пожав плечами, Траст вгрызся в долю лешего. – И это… Я хочу, чтоб ты знал. Я очень разозлился, когда колдун связал наши судьбы. Я всерьез подумывал убить тебя, чтобы избавиться от проклятья.
Нежданное откровение рыжего, сказанное как бы между прочим, у Зила вызвало оторопь. У него аж рот сам собой открылся.
– Я все ждал, когда ты отвернешься, заснешь или еще как… И я бы сделал это, братец, веришь мне? Задушил бы тебя, как куренка, честно говорю, но… Я не буду этого делать, не хочу больше и жалею, что хотел. Я был не прав, братец. Прости меня. Может, тебе сухарей?
Зил покачал головой.
– Дружище, тебе не за что извиняться. Совсем-совсем не за что, – сказав это, он почувствовал, что действительно не испытывает вражды к Трасту, хоть его признание было поистине чудовищным. Да и на Лариссе не было вины за то, что случилось с Зилом в Мосе и позже. И даже полукровок он больше не мог ненавидеть, ведь как можно желать смерти тем, с кем столько всего пережил?..
– Ладно уж, зови меня Хэби, – рептилус посмотрел на лешего с сочувствием, мол, достались тебе такие друзья, что и врагу не пожелаешь. – Консервы выдают диверсантам, которые уходят в глубокий рейд по землям чистяков. Мы, – рептилус кивнул сначала на тайгера, потом на пироса, – диверсанты. Остатки группы. Ты же сам помог моим побратимам умереть в рыбацком поселке. Ну да я не держу на тебя зла. Там был честный бой, и ты защищал своих.