– Напоминаю вам, Барес, у нас здесь заседание Совета. Мы должны все учесть, хотите вы того, или нет. Все учесть – и ничего не упустить. Грядет самый важный день в нашей жизни. В жизни всех наших прошлых, нынешних и грядущих поколений, – Корсун даже в молодости не умел говорить иначе, только с пафосом, а уж с возрастом эта его привычка обострилась настолько, что стала просто невыносимой для окружающих. Ну, уж для Бареса точно. – Я понимаю, дорогой наш соратник, вы взволнованы отсутствием каких-либо результатов по порученному вам делу, вы фактически сорвали ответственное задание, что ставит под угрозу все, ради чего мы жили, ради чего существовали целые поколения наследников после Третьей мировой, но все-таки постарайтесь взять себя в руки.
Барес демонстративно, будто его ничуть не взволновало чудовищное обвинение, подышал на озябшие пальцы.
– Мои когти хоть и затупились, но еще крепки, дорогой мой соратник Корсун, – он откровенно издевался над главой Совета, но издевался тонко, хладнокровно. На грани.
Если тут кто ожидал, что Барес потеряет самообладание и, рыча, скомкает и отбросит одеяло, а затем назовет главу Совета жабой пупырчатой, то этого мерзавца ждало разочарование. Скрипнув клыками, Непобедимый-И-Неустрашимый смолчал, хотя его так и подмывало высказать все, что он думает о некоторых, да почти что обо всех, собравшихся в зале.
Так и не дождавшись от Бареса бурной реакции, Корсун обратился к напрочь седому крохотному пиросу по имени Шмель. В прошлом тот командовал эксадрильями, наводившими ужас на людишек. Но теперь уже Шмель не способен был подняться в небо, – у него началось отторжение крыльев – и потому он заведовал наземной службой особого снабжения.
– Что у вас, дорогой наш соратник Шмель?
Вскочив, Шмель обвел собрание непонимающим взглядом, будто он только-только проснулся и не может сообразить, где находится и что здесь происходит, а потом вдруг неожиданно бодро отрапортовал:
– Склады с оружием распечатаны, доступ открыт. Население Минаполиса, включая младенцев и стариков при смерти, уже укомплектовано оружием и боеприпасами примерно наполовину. По остальным нашим территориям ситуация хуже, но пока что не критичная, успеем в срок, – замолчав, пирос вновь обвел собрание непонимающим взглядом, затем продолжил: – К метрополии организованно стягиваются жители провинций. Последними привлекутся пограничники, охраняющие наши кордоны, и диверсионные отряды, действующие в землях чистяков. У меня все, – взмахнув бессильными отшметками крыльев, Шмель шлепнулся тощим седалищем на стул.
Дальше долго и нудно обсуждали детали. Уместится ли на Поле Отцов все население. Что делать, если ожидание затянется. Где и в каком количестве разбить лагеря временного содержания. Тюфяки, кровати, хотя бы топчаны и походные печи – всего ли вдосталь. Как обеспечить всех прибывших питьевой водой и пищей. Как обогреть, если ударят морозы. Возможны вспышки эпидемий, достаточно ли у нас лекарей. А что если частично разместить прибывших в домах жителей столицы…
Барес сразу заскучал.
Все это и многое другое обсуждалось уже тысячу раз, проговаривалось, расписывалось по должностям и подразделениям, проводились многочисленные учения, сборы, частичные мобилизации и марш-броски. Отрабатывались различные ситуации в различных походных условиях. Все, что можно было придумать плохого, ужасного и катастрофического и при этом способного испортить «самый важный день в нашей жизни, в жизни всех наших прошлых, нынешних и грядущих поколений», было придумано воспаленными мозгами аналитиков и предотвращено ими теоретически, а также были заготовлены средства и составлены планы мероприятий, чтобы практически решить любую проблему силами реальных наследников, как гражданских, так и военнослужащих.
– Хороший день для смерти, да, Барес? – Корсун вдруг навис над закутанным в одеяло старым котом. То ли незаметно подкрался, – неужто умеет еще? – то ли Непобедимый-И-Неустрашимый слегка задремал, устав слушать соратников, выступающих по очереди.
– Совсем из ума выжил, жаба пупырчатая? – на этот раз Барес не сдержался. – Опять радуешься встрече?
Корсун поправил разгрузочный жилет и, глядя в сторону, обычным своим официальным голосом продекламировал:
– Я приглашаю вас, генерал Барес, посетить мою смерть. И не только вас, но и всех своих друзей, которые присутствуют в этом зале. Смерть состоится…
У Бареса в глазах потемнело.
Как – посетить смерть? Они же вроде с Корсуном – одногодки, разве нет? Были друзьями когда-то, плечом к плечу, жизни друг дружке спасали столько раз, что устали считать, а потом их пути-дорожки разошлись – по вине одного из них, вряд ли стоит говорить, кого именно…
Наследники чинно, в порядке очереди, поднимались из-за стола и благодарили Корсуна за приглашение. А Корсун, кивая им, смотрел почему-то на бывшего своего друга Бареса, будто ждал, что тот наконец возьмет слово вне очереди.
«Как же так? – мелькнуло в седой голове Непобедимого. – Разве можно так – чуть-чуть всего, самую малость, чуточку не дожить до самого знаменательного события за всю историю своего народа. Быть причастным к свершению, всего себя посвятить ему – и уйти за шаг до новой жизни?!..»
– Я хочу взять слово, – Барес с трудом поднялся со стула, ноги почему-то едва слушались. Ему почему-то неимоверно тяжело было сделать то движение, которое всегда было привычным, не требующем концентрации сил. Одеяло соскользнуло с него, точно кожа во время линьки перед грядущей очередной активацией.